«Я знаю, чем пахнет война…» — основано на реальных событиях
В прошлом году мне посчастливилось познакомиться с очень хорошим человеком, который поведал несколько потрясающих историй времен Великой Отечественной. Мне нравилась его беспримесная, не отлакированная правда о событиях, живых участников которых сегодня можно пересчитать по пальцам. И очень нравилось, с каким душевным надрывом он делился этой правдой. А об этом трудно рассказывать иначе. Если вы умеете думать, анализировать и сопереживать…
Вашему вниманию — маленькие новеллы о «уродине-войне» от преподавателя Краснослободской детской школы искусств, руководителя народного эстрадно-духового оркестра Сергея Дубовика.
Безусые вояки
— Дирижер Ленинградского высшего военно-топографического командного училища им. А.И. Антонова — майор Горюнов - личностью был, безусловно, неординарной. Я очень уважал его как своего наставника и как прекрасного собеседника, которому мог доверить свои переживания и сомнения. В Великую Отечественную он был еще совсем зеленым пацаном, но на него и его сверстников тогда возлагались большие надежды. Не секрет, что во время войны музыка была психологической отдушиной. Правда, в первые годы на фронте с ней было туговато. Военным музыкантам временно пришлось почти забыть о своем прямом предназначении — их руки чаще держали оружие и лопаты, чем инструменты. Все изменилось в 44-м, когда командование Красной Армии всерьез взялось за военную музыку.
Возродить славные традиции военных духовиков должны были обыкновенные мальчишки, среди которых был и Горюнов. Руководили ими капельмейстеры, служившие еще при царской армии, а игре на инструментах ребята обучались прямо во время походов. Гротескная получалась «картинка» — марширующие седовласый старик и голенастые, худющие оркестранты, старательно надувавшие щеки. К слову, они были неплохо вооружены — поля недавних сражений были усеяны не только трупами, но и оружием и боеприпасами.
Апрель 45-го. Восточная Пруссия. Яростно сопротивлявшийся враг сумел прорвать окружение. На пути немецких танков оказался тот самый оркестр из безусых пацанов и старика-дирижера. Ох, и обрадовались музыканты возможности по-настоящему сразиться с «фрицами»! Только мальчишки приготовились к бою, как были в буквальном смысле разбросаны во все стороны рассвирепевшим дирижером. «Как он на нас кричал! Хватал за шиворот и волок в ближайшие скирды сена, заталкивая в них так, что наружу торчали одни только пятки», — вспоминал Горюнов. Когда танки проехали мимо, ребята в сердцах бросали старику обвинения в трусости и плакали в бессильной злобе. И только спустя годы, когда Горюнов стал курсантом военного факультета Московской консерватории, он осознал, что их дирижер тогда оказался вовсе не трусом, а героем, спасшим многие детские жизни…
Ему было всего 14, и его грудь была увешана немецкими крестами
— Накануне Московской Олимпиады наш оркестр был задействован практически во всех подготовительных мероприятиях. О передышке оставалось только мечтать. Но однажды мне повезло – я дежурил в училище, наслаждаясь тишиной и возможностью перевести дух, и ожидал прихода настройщика рояля. Настройщик как настройщик, только пришел он в парадном кителе с множеством боевых медалей и орденов. Ну как не пообщаться с таким человеком! Разговорились, и оказалось, что в апреле-мае 1945-го он участвовал в штурме гитлеровского аэродрома Темпельхоф в Берлине. Рассказывал про огромные ангары, наполненные безжизненными из-за отсутствия бензина самолетами. А однажды, когда наши наносили по ним очередные удары, откуда ни возьмись, в небо взмыл «Мессершмитт» и принялся в ответ «лупить» из своего пулемета. Дружно захлопали зенитки. Самолет загорелся, но летчик на малой высоте успел воспользоваться парашютом. Приземлился, и все, кто был тому очевидцем, бросились к нему. Били руками, ногами, и если бы не подбежавший офицер, выстрелом в воздух остудивший ярость нападавших, наверняка забили бы до смерти. Когда к месту расправы подбежал и мой рассказчик, то увидел перед собой не матерого врага, а… мальчишку лет четырнадцати, изорванная форма которого была просто увешана немецкими крестами. Железный крест был самой почетной боевой наградой фашистской Германии, который вручался за особую храбрость и воинские подвиги в бою. Им награждались не только генералы и офицеры, но и рядовые солдаты, отличившиеся настоящим героизмом. Как выяснилось позднее, у этого гитлерюгенда на счету было 50(!) уничтоженных самолетов Красной Армии…
О чем это говорит? О том, что противник нам достался очень сильный, яростный и фанатично преданный идее, независимо от своего возраста. Но от того подвиг советских солдат становится еще значимее!
Запах войны
— Во времена моей молодости о самой кровопролитной в истории человечества войне знали немного, и в этом нет ничего удивительного. В течение каких-то пару лет сразу после окончания Великой Отечественной много фронтовиков умерло от полученных ими ран, контузий, от пережитого. А те, кто уцелел и смог вернуться к мирной жизни, о войне вспоминать не любили. Они хотели ее забыть — настолько страшной, бесчеловечной и смердящей от пролитых рек крови она была… Мне кажется, если бы мы, ныне живущие, могли представить, чем пахнет война, хотя бы на долю секунды могли взглянуть на все произошедшее глазами отцов, дедов и прадедов, наверное, мы совсем иначе читали бы книги о войне, смотрели военные фильмы, слушали военные песни…
Помню, мне было чуть больше десяти. Отец часто возил нас на мамину родину в Гомельскую область. Родных дедушек я, к сожалению, не знал — оба сложили голову на фронте, зато были дедушки двоюродные. Но больше всего я любил гостить у деда Митяя, который прошел всю войну. Всякий раз по приезде я приставал к нему с расспросами, мол, сколько немцев он уложил, и не страшно ли ему было в бою. А деду Митяю все это было, ох, как не по душе! Злился дед. Угрюмый ходил. И сразу искал себе какую-нибудь работу в саду или огороде, только бы я от него отстал. Но однажды я так его допек, что дед не выдержал - бросился куда-то вглубь сада и вернулся со старой шинелью. Той самой шинелью, с которой не расставался всю войну. Помню, были на ней диковинные погоны с буквой «Т» (как оказалось, обозначавшие высшее солдатское звание — старшина), а еще — чуть потускневшие от времени медали «За взятие Берлина», «За отвагу»… много медалей. Взял дед эту шинель да и сунул мне прямо под нос. Нюхай, говорит! Я, конечно, тогда опешил и даже обиделся от такой грубости, чего уж скрывать. Мол, что я — собака какая, чтобы вещи нюхать! А рядышком мой отец стоял, да и говорит: «А ты понюхай, сынок, не брезгуй, и все тогда поймешь…».
Это был смешанный запах пота, грязи, крови, тогда еще неведомый мне запах пороха и… конского навоза. Почему навоза? А потому, что дед Митяй служил в артиллерии, и на лошадях они перевозили малые орудия.
Стою. Держу в руках эту шинель, а дед мне — мол, забирай ее себе! Хочешь? И стал еще злее. Тут я совсем растерялся — забирать эту видавшую виды шинель, да еще с таким отвратительным запахом! А ведь так этот замечательный и, на самом деле, добрейшей души человек хотел избавиться от страшных воспоминаний, терзавших его душу! Выпил он тогда, конечно. Как не выпить, когда только водка могла хотя бы на время унять эту боль…
От шинели я, конечно, отказался, а попросил взять себе на память погоны и медали. И знаете, он мне их отдал. Просто снял и отдал. И не произнес больше ни слова. Позднее я выменял «трофей» на заинтересовавший меня учебник истории (ну что взять с глупого мальчишки!), но как же я потом корил себя за этот проступок! Мне и по сей день нестерпимо стыдно…
Есть у Светланы Алексеевич небезызвестная повесть «У войны не женское лицо». А мне всегда хотелось возразить автору. Ну почему же не женское, когда у тех, кто шел в бой (неважно — советский или немецкий солдат), были матери, воспитавшие их по своему подобию! Только война в корне изменила их души… Когда на твоих глазах лучший друг, только что куривший папиросу, превращается в бездыханное тело, когда кругом страдания, а живот сводит от волчьего голода, когда страх за свою жизнь и жизнь своих близких не покидает ни на минуту, трудно оставаться прежним… Простые солдаты шли в атаку, крича «ура» во все горло, не от своей молодецкой удали. Они кричали, чтобы заглушить этот треклятый страх. Кричали, матерясь. Или молясь… А знаете, почему настоящие фронтовики не любили говорить о войне? Потому что им совестно, стыдно было за то, что они выжили. Просто они оказались везучими ребятами, и им от этого больно…
Майор Горюнов всегда говорил: «Ничто так не развращает человека, как война!». Анализируя сказанное, я не мог с ним не согласиться. Война — это ненормальная жизненная ситуация, где добрые, хорошие люди тоже становятся ненормальными. Война — мачеха. Война — уродина. И пока жив, я никогда не забуду ее запах…