Война под крышами. Печальная участь семьи Бычени в годы Великой Отечественной войны
Почти пять сотен жителей деревни Махновичи, приютившейся на окраине полесских болот, жили бедно, но в дружбе и согласии: сообща осваивали окрестные топи, помогали друг другу возводить избы, весело играли свадьбы. Все круто изменилось в июне 1941-го. Деревня стала партизанкой. Война оставила страшный, порой кровавый след в каждом доме. Не миновала печальная участь и нашу семью…
Шелковая благодарность
Для моего отца, Адама Васильевича Бычени, война началась задолго до прихода немцев. Освобождал Западную Белоруссию. В Финляндии штурмовал линию Маннергейма. Старательному, исполнительному артиллеристу предлагали остаться в армии, учиться на командирских курсах. Адам Васильевич ответил: мои руки больше привычны к плугу, косе, чем к орудию, да и пятеро детишек дома…
Облегченно вздохнула мать: теперь главе семейства не понадобится идти на фронт. Но война вскоре сама пришла в наш дом… Когда в июне 1941-го объявили мобилизацию, отца не вызвали в военкомат. Не записали в партизанский отряд, который в Старобинском районе был создан уже через пару недель после начала войны. В райкоме партии ему, коммунисту, сказали: оставайся в тылу, в нужное время к тебе придут наши люди.
Однажды поздним вечером во двор заглянул незнакомец и попросил мою сестру Ефросинью позвать хозяина. Отец вышел, поздоровался за руку с мужчиной. Тихо поговорили. И ушли. Позже он сказал, что это был Василий Иванович Козлов, работавший до войны в нашем районе парторгом колхоза, директором МТС, секретарем райкома партии. В тыл его, уже секретаря обкома КПБ, направили для организации партизанского движения. Отец отвел его в деревню Крушники к нашей родственнице, подпольщице Любови Стешиц. Позже переправил туда Бельского, Бондаря, других партийных активистов.
Члены обкома скрывались на сеновале, в лесу в шалаше, откуда уходили на встречи с надежными людьми. Однажды после дальней дороги они, уставшие, уснули у костра так, что не заметили, как заполыхал шалаш. Выскочили из огня, в чем были. Сгорели документы, скудный запас продуктов, одежды. И Любовь Никитична из своих лоскутов шила мужчинам довольно экзотические одеяния…
Потом обком партии вместе с партизанами перебрался на любанский остров Зыслов. Отец выполнял самые разные задания. Как-то поручили отвезти в Старобин и передать полицейскому, связанному с партизанами, листовки. Он спрятал пачку под днище телеги… Территория за Мелковичами, Махновичами в глубь Полесья неофициально считалась партизанской зоной, а Старобин и дальше от реки Случь — немецкой. Всех, кто проходил, проезжал по мосту, немцы проверяли особенно тщательно… Перетрясли и подводу отца, под низ заглянуть не догадались или поленились. Пропустили. А в Старобине полицейский заявил: ситуация очень опасная, брать листовки не буду. Что делать? Выбросить пакет — партизаны обвинят в трусости, дескать, никуда не ездил… И повернул отец с опасным грузом назад. Немцы опять все перевернули. Повезло… Но после той поездки он долго не мог прийти в себя…
Когда отец в очередной раз с ценной информацией появился на Зыслове в партизанском штабе, Василий Иванович встретил его очень тепло. Оторвал от купола парашюта солидный кусок шелковой ткани. И сказал: это жене и дочери благодарность за помощь. Ефросинья сшила платье и долго щеголяла в необычной обновке перед подругами, скрывая, от кого такой ценный подарок.
Сильные духом
Не только в урочище Векерово, что стало для солигорчан местом проведения патриотических мероприятий, во время оккупации садились самолеты с Большой земли. В километре от Махнович есть урочище Аэродром. Сестра рассказывала: о том, что прилетит самолет, они догадывались по отблескам сигнальных костров, которые партизаны разжигали на посадочной полосе. Потом слышался рокот мотора. Вспыхивал прожектор идущего на посадку самолета. И тут же все затухало. Даже подростков к аэродрому близко не подпускали. Партизаны быстро разгружали оружие, боеприпасы, медикаменты, газеты. Большая земля помогала партизанам бороться в глубоком тылу врага.
В центре Махнович на бетонном памятнике выбито: «Здесь в годы немецко-фашистской оккупации базировались Старобинский подпольный РККП(б)Б и штаб партизанской бригады им. Александра Невского». Чугунная плита на жилом доме напоминает, что в нем находился подпольный РК ЛКСМБ. Деревня действительно превратилась в партизанку. На одной улице находился отряд имени Гуляева, на другой — имени Сталина, на третьей — отряд Ломейки, в котором обучались молодые ребята. При встрече с Советской армией в бригаде насчитывалось 1 300 бойцов.
В нашем доме работала швейная мастерская. Отец с портными шили кожухи, маскировочные халаты, ремонтировали одежду партизан. Мать варила им еду, стирала. 14-летняя Ефросинья была на подхвате: отнеси в штаб записку, передай в отряд халаты… Как-то поступила команда: всем срочно на построение! За мужчинами увязались и подростки… Местных зевак от колонны партизан отогнали подальше. Но Ефросинья с подругами все же видела, как перед строем поставили испуганного партизана. Командир что-то зачитал. Достал пистолет. Выстрелил. Несчастный рухнул… И в тот же день сельчане узнали, что виновный отобрал у кого-то ботинки. За мародерство — публичная казнь…
Партизаны делали налеты на вражеские гарнизоны. За десятки километров пробирались к железной дороге, взрывали рельсы, мосты. А когда на них наступали крупные силы, перебирались на острова, окруженные труднопроходимыми болотами. С ними уходили и сельчане. Когда возвращались — на месте некоторых домов дымились пепелища…
Иногда в поисках партизан гитлеровцы пробирались далеко в глубь болот. Однажды, когда между ними и спрятавшимися на островке сельчанами были считаные сотни метров, я вдруг разревелся. На отца и мать зашикали: «Уймите ребенка! Фрицы услышат — всем конец…» Попробуй уйми! Ребенку нет и года, возможно, голоден или приболел — до самочувствия ли сосунка тогда было?
Люди потянулись на другой остров, подальше от крикливого младенца и беды. Засобиралась и наша семья: одним в том аду не выжить, а кроме меня, у отца с матерью еще пятеро. Нужно жертвовать… Чтобы заглушить вопли, меня просто забросали тряпьем, подушками. И оставили одного на острове… Пройдя пару сотен метров, отец остановился. Подумал. Родная душа не выдержала. Вернулся. И забрал меня…
Кстати, о самолетах… Не все они возвращались обратно в ночь после разгрузки. Однажды заваленный ветками самолет оставался на аэродроме несколько дней. Менее чем в 20 километрах в Старобине — немецкий гарнизон, а у нас — самолет с красными звездами… Вся деревня знала: летчик с помощью партизан хотел вывезти жену, работавшую в Старобинской больнице. Но улетел он один, хмурый, угрюмый…
После победы его жена рассказывала Ефросинье. Некоторые партизаны сильно разобиделись на нее, говорили: мы приходили забрать тебя, в немецком гарнизоне сильно рисковали, а ты отказалась. Уж не променяла ли советского летчика на фрица?! Они и слушать не хотели, что фельдшер просто не могла бросить старенькую мать, которую, конечно же, гитлеровцы сразу же расстреляли бы…
Счастливое спасение
При «новом порядке» одним из руководителей старобинских полицаев стал Логвин Долматович. Злой, кровожадный и мстительный. Он, говорили, не садился за стол, если не застрелит человека. Перед войной был шофером в райкоме партии, хорошо знал местных советских и партийных активистов. А убить коммуниста — значит, особо отличиться, выслужиться перед гитлеровцами. И вот этот изверг устроил настоящую охоту на нашего отца…
Однажды отец увидел полицаев, когда с оружием наизготовку те показались в конце улицы. Хорошо, возле двора стояла запряженная телега. Бросился на нее, прикрылся снопом соломы. И помчался в лес. Сзади послышались выстрелы. Но обошлось… В другой раз, окружив деревню плотным кольцом, полицаи разделились на две группы. И начали обшаривать каждое жилище. Отец забежал в дом Марии Леванович. Хозяйка не растерялась. Быстро бросила на стол какую-то ткань, дала ножницы, дескать, изображай, будто ты мой муж и что-то кроишь… К счастью, Долматович с ватагой обшаривал соседний дом, а обыскивавшие жилище Марии отца в лицо не знали. Иначе бы конец обоим…
В третий раз, перевернув все в доме, сарае и не найдя отца, Долматович поставил мать к стенке. Достал пистолет:
— Сознавайся, где твой муж? Считаю до трех…
Плакала мать, со всех сил кричали дети… И в этот момент в дом вошел пожилой немец. Зло прикрикнул на Долматовича. Выгнал полицаев из дома. Присел за стол. Попросил:
— Дай, матка, млеко!
Мать дрожащими руками налила молока. Немец даже предложил за него деньги. Посмотрел на печь, где малолетки никак не могли унять рев. Вытер глаза, возможно, вспомнил своих детей… И посоветовал маме:
— Пускай соседи подпишут бумагу, что твой муж не в партизанах, а мобилизован на фронт. И отвези ее в комендатуру…
И жена партизана с подписями сельчан пошла в логово врага… Вернулась измученная, но очень довольная. В комендатуре как раз дежурил Шульц, до войны работавший в соседней деревне кузнецом. Добросовестный, общительный немец был близко знаком с нашей семьей. Конечно же, он знал, где находится отец. Но сказал маме: хорошо, что ты меня застала, я уже собрался сдавать смену, все документы, компрометирующие Адама, я уничтожу.
Так во время гитлеровской оккупации два немца спасли нашу семью от кровавых рук местного садиста. Настоящие гуманисты, остающиеся людьми при любой власти, к счастью, есть среди всех народов…
* * *
Р.S. После войны Адам Быченя многие годы руководил колхозом «Новый мир». Лопатами и топорами сельчане осушили окрестные болота. Торфяники, превращенные в луга, пашни, платили людям щедрыми урожаями. Колхоз гремел на всю Минщину. За возделывание кок-сагыза, источника каучука для производства резины, многие колхозники были отмечены государственными наградами. Отцу вручили орден Трудового Красного Знамени. Такой же орден получила и его дочь, Ефросинья Кучинская, достигавшая в родном колхозе рекордных надоев.
Логвина Долматовича, державшего в страхе мирных жителей района и не раз ускользавшего от справедливой кары, партизаны все же уничтожили. На телеге возили по деревням труп предателя, показывая крестьянам: этот неказистый рябой изверг больше не будет проливать кровь невинных людей и сеять смерть. Потом повесили за ноги на березе. Сняв его, гитлеровцы устроили в Слуцке пышные похороны, поставили памятник «борцу против большевизма, за свободу». Когда оккупантов изгнали, партизаны взорвали это захоронение. Чтобы и следа не осталось…
Родная земля воздала каждому по заслугам.
Владимир БЫЧЕНЯ