Главная >> Общество >> «Радиация была невидимым врагом, который не бил и не кусал, разве что во всем теле ощущалась необъяснимая слабость…»

«Радиация была невидимым врагом, который не бил и не кусал, разве что во всем теле ощущалась необъяснимая слабость…»

$ |

Справочно:

26 апреля 1986 года в 1:23 произошел взрыв в четвертом энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции. В результате взрыва был полностью разрушен атомный реактор и начался пожар. В окружающую среду произошел выброс изотопов радиоактивных веществ. Формирование радиоактивного загрязнения на территории Беларуси началось сразу же после взрыва реактора.

 

Загрязнение территории нашей страны цезием-137 с плотностью свыше 37 кБк/м² составило 23% от всей площади республики. В июле 1990 года, учитывая масштабность и тяжесть последствий катастрофы на ЧАЭС, Верховный Совет Беларуси объявил территорию республики зоной экологического бедствия.

 

Есть такое малоприятное словосочетание - «зона отчуждения». Это территория, наделенная особым статусом, где все запрещено. Запрещено находиться, вывозить любые предметы и животных, запрещено жить. А еще - в зоне отчуждения вводятся особые меры радиационного контроля…

 

Зона отчуждения существует и в нашей душе. Это ощущение уязвимого места, которое во что бы то ни стало нужно обходить стороной. Там мы замыкаемся, закрываемся даже от самих себя, заново «смакуя» боль, которую когда-то принесли совсем не радостные события нашей жизни... Виктор Петрович Дронов - один из 352 ликвидаторов аварии на Чернобыльской АЭС, проживающих на территории шахтерского края. За его плечами - 32 года работы в отделении реанимации Солигорской ЦРБ и 2,5 месяца самоотверженной битвы с невидимым врагом, который куда опаснее, нежели все остальные…

 

 

 

 

…Первым местом работы молодого интерна-хирурга Виктора Дронова была больница водников во Владивостоке, куда его распределили в 1975 году. К тому времени он уже обзавелся собственной семьей, и у него родился сын. Восемь месяцев в реанимационном отделении Усурийской больницы. Первичная специализация во Владивостоке и специальность анестезиолога-реаниматолога. А когда появилась возможность отправиться на материк, выбор пал на Белоруссию, где Виктора Петровича с семьей с нетерпением ждали его родители.

 

- В Минском областном медицинском центре предложили сразу пять точек, где бы мне захотелось применить свои знания и опыт. Я объездил их все, но предпочтение отдал Солигорску, где открывался новый больничный корпус. Было это в 77-м, через год я перевез сюда жену и сына, а 2 марта 1978–го влился в ряды работников отделения местной реанимации. Специалистов тогда не хватало (на весь район приходилось только 4 реаниматолога), так что приняли меня очень радушно, и я стал корнями прорастать в полюбившемся мне городе.

 

- А 26 апреля 1986 года в 1 час 23 минуты ночи началось небезызвестное всем событие - пожар на Чернобыльской АЭС. Никто нам, конечно, ничего не сообщил… 1 Мая. Жара. Люди шли на демонстрацию. Ребятня целый день резвилась на улице. Помню, вечером 3 мая по телевизору шел концерт «Песни Сан-Ремо», а около 22.00 в дверь позвонили. Пришел посыльный и вручил мне срочную повестку в военкомат. Медиков собирали потом в медсанбате Уречья, там же переодели, и в 6.00 утра мы уже были в Хойниках.

 

- На базе местного училища и развернули наш медсанбат. Были в нем операционная, хирурги­ческое и терапевтическое отделения и отделение анестезиологии и реанимации, которым меня поставили заведовать. Независимо от специализации, все врачи выполняли одну и ту же работу: каждое утро по два человека садились в уазики (военные их называют «буханками») и с дозиметрами объезжали Хойницкий и Брагинский районы. Осматривали сельчан, измеряли фон у растений и воды в колодцах. Местные приносили нам ягоды для проверки, так вот малина и клубника, как правило, не «фонили». По нашим данным делалась карта радиации. Как оказалось, радиация шла не сплошным потоком, а пятнами: где были восходящие пути воздуха, там могла быть чистая зона, а там, где земля была холоднее, потоки были нисходящими, там и находили радиационные осадки.

 

В первую неделю пришлось особенно тяжело- госпитализировали очень много народу (за сутки больше 100 человек). Весь день на колесах, а затем до 3 часов ночи на каждого поступившего заполняли историю болезни. В 6.30 утра все начиналось заново…

 

А реактор в Чернобыле еще не раз «пыхтел» - предположительно 9 и 15 мая. Нигде, конечно, это не фиксировалось, но почему мы так думали? Потому что в эти дни чувствовали себя особенно плохо: драло горло, бил надсадный кашель и страшно болела голова…

 

- Щитовидная железа у больных была в центре нашего внимания. Если показатели дозиметра не зашкаливали, отпаивали людей, капали им йодосодержащие препараты, чтобы натуральный йод вытеснял радиоактивный. Ну, а тех поступивших, чьи дела были посерьезнее, переводили в Калинковичи или Гомель, или самолетами доставляли в Минск и даже Москву.

 

Помню одного пастуха, который пас в ночь стадо коров. Должно быть, из-за полученной интоксикации он стал плохо соображать и четверо суток блуждал в поисках людей. Когда его все же нашли, его босые ноги были в ожогах от радиационной травы. Несчастного сразу направили в Москву. Еще помню доярок, которые находились с буренками прямо в поле. Женщины долго ждали, когда им подвезут воду, но так и не дождались и напились радиационного молока. Много чего довелось повидать…

 

- Как мы питались? Не скажу, что плохо, давали курицу и рыбу. К слову, тогда-то я впервые попробовал финский пакетированный сок. Но случались в нашем меню и продукты из так называемого НЗ. Куриные яйца, например. Так вот один доктор всегда шутил, мол, эти яйца старше меня самого! (смеется). А еще каждую неделю нам выдавали по 10 рублей на личные нужды, и два раза в неделю в медсанбат приезжала автолавка, которая привозила заказанные нами книги.

 

- В чем ходили? В военной форме, которая была слегка прорезиненная («афганкой» ее звали). Очень тяжело в ней приходилось. Тело почти не дышало, да еще плюс сапоги, а к сапогам - портянки. И респираторы, которые мы одевали только в уазике, чтобы не пугать местное население (такой был дан приказ). А на дороге, сами понимаете, пыль столбом, так что респираторы нас, конечно, выручали. Так вот о том, как опасна была эта пыль, даже не все военные медики знали. Мне в этом плане повезло больше - еще на военной кафедре моего института бывшие подводники рассказывали об особенностях радиации. Чтобы не поднимать лишнюю пыль, в столовую мы перестали ходить строем.

 

- А недели через две местные врачи стали массово увольняться и вывозить свои семьи. Вызвал меня тогда командир нашей части и сказал, чтобы я брал любой уазик, оборудовал его всем необходимым и в качестве врача-анестезиолога стал обслуживать Брагинский и Хойницкий районы. Операции проводились ежедневно, и я плохо помню день, когда мне удавалось по-настоящему выспаться. Так прошло месяца два с половиной, а потом к нам прибыла медкомиссия. Ведь как получилось: когда меня и моих коллег призывали, на наше здоровье никто особо не смотрел, а прибывшая комиссия исправила эту оплошность, выявляя среди медиков людей с тяжелыми хроническими заболеваниями, чтобы заменить их на других. В эту категорию попал и я, и в конце июля меня отпустили домой…

 

 

Виктор Петрович Дронов не стал выбивать себе инвалидность, хотя вскоре после возвращения ему пришлось перенести сложнейшую операцию. Буквально через неделю он вернулся в родное отделение Солигорской ЦРБ, и проработал там до 2010 года.

 

- Помню, как людей в зоне отчуждения заставляли покинуть свои дома, захватив только документы. Не все сразу соглашались, только когда им сказали, что все это сродни Хиросиме. А потом появилось мародерство, и нашим хирургам даже пришлось спасать жизнь милиционеру, на которого мародеры напали с молотком. А старики свои хаты все равно отказывались оставлять: так и говорили, мол, здесь наши родные могилки, будем здесь помирать… Понимаете, ведь в природе явных изменений тогда не наблюдалось, и люди неохотно верили в происходящее.

 

 

 

Радиация была невидимым врагом, который не бил и не кусал, разве что во всем теле ощущалась необъяснимая слабость. Совсем как сейчас во время новой напасти - коронавируса. Он также невидим человеческому глазу, но если внедрится, остановить его будет очень сложно. В 2009, за год до моего выхода на пенсию, Солигорск уже переживал тяжелые времена из-за свиного гриппа. Отделение реанимации было переполнено, и реанимационные койки мы были вынуждены размещать в хирургии и травматологии. Сейчас в зоне риска оказались люди с хроническими заболеваниями, у которых вызванная коронавирусом интоксикация может отбирать последние силы. Что бы я посоветовал? Главное - ограничить контактирование между людьми, и, дай Бог, мы обязательно справимся.

 

 

 

Print Friendly, PDF & Email