Войною обожженные…
Когда началась Великая Отечественная, пенсионерке из деревни Махновичи Ефросинье Адамовне Кучинской было 14 лет. Ее память и сегодня хранит множество эпизодов военного лихолетья, которые могут дополнить картину жизни наших земляков в годы оккупации. Вот несколько фрагментов из ее воспоминаний…
Обновка от Козлова
— Для моего отца, Адама Васильевича Бычени, война началась задолго до прихода немцев. Призванный в армию, он освобождал Западную Белоруссию. В Финляндии штурмовал линию Маннергейма. Артиллеристу Бычене, старательно выполнявшему воинский долг, предлагали остаться в армии, учиться на командирских курсах. Адам Васильевич отказался, дескать, его руки больше привычны к плугу, косе, чем к орудию, да и дома пятеро детишек…
Мы очень обрадовались возвращению отца, облегченно вздохнула мать: теперь главе семейства не понадобится идти на фронт. Но война сама пришла в наш дом… Когда объявили мобилизацию, отца не вызвали в военкомат. Не записали в партизанский отряд, который в Старобинском районе был создан уже в начале июля 1941-го. В райкоме партии ему, коммунисту, сказали: жди, в нужное время к тебе придут нужные люди.
Однажды ближе к вечеру, когда я убирала во дворе, подошел незнакомый мужчина, попросил позвать хозяина. Отец вышел, поздоровался за руку с незнакомцем. В полголоса поговорили. И ушли. Вернулся отец поздно вечером. Потом я узнала, что заходил к нам Василий Иванович Козлов, работавший до войны в нашем районе парторгом колхоза, директором МТС, секретарем райкома партии. В тыл его, уже секретаря обкома КПБ, направили для организации партизанского движения.
Отец отвел его в деревню Крушники к подпольщице, нашей родственнице Любови Стешиц. Потом переправил туда Бельского, других партийных активистов. Вскоре обком партии вместе с партизанами перебрался поглубже в полесские леса. Когда отец в очередной раз с ценной информацией появился в партизанском штабе, Василий Иванович встретил его очень тепло. Оторвал от купола парашюта солидный кусок крепкой ткани. И сказал: передай жене и дочери за помощь. Мне из той ткани сшили платье. И я долго щеголяла в необычной обновке от Козлова.
Счастливое спасение
— Когда пришли немцы, одним из руководителей старобинских полицаев стал Логвин Долматович. Злой, кровожадный и мстительный, он, говорили, не садился обедать, если не застрелит человека… Перед войной Долматович был шофером в райкоме партии, хорошо знал местных советских, партийных активистов. А убить коммуниста — значит особо отличиться, выслужиться перед гитлеровцами. И вот этот изверг устроил настоящую охоту на отца…
Однажды отец увидел полицаев, когда с оружием наизготовку те показались в конце улицы. Хорошо, возле двора стояла запряженная телега. Отец бросился на нее, прикрылся снопом соломы. И помчался в лес. Сзади послышались выстрелы. Но обошлось…
В другой раз, окружив деревню плотным кольцом, полицаи разделились на 2 группы. И начали обшаривать каждое жилище. Отец забежал в дом Марии Леванович. Хозяйка не растерялась. Быстро оценив ситуацию, бросила на стол какую-то ткань, дала ножницы, дескать, изображай, будто ты мой муж и что-то кроишь… К счастью, Логвин с ватагой обшаривал соседний дом, а обыскивавшие жилище Марии, отца в лицо не знали. Иначе бы конец обоим…
В третий раз, перевернув все в доме, сарае, и не найдя отца, Долматович поставил мать к стенке. Достал пистолет:
— Сознавайся, где твой муж? Считаю до трех…
Один из полицаев поднял винтовку, клацнул затвором… Я бросилась на ствол, закричала:
— Дядечка! Не убивайте нашу маму!
Что было сил, кричали четверо детишек на печи, один — в колыбели… И в этот момент в дом вошел пожилой немец. Зло прикрикнул на Долматовича. Выгнал его и полицаев из дома. Присел за стол. Попросил:
— Дай, матка, млеко!
Мать дрожащими руками налила молока. Немец предложил за него даже деньги. Посмотрел на печь, где малолетки никак не могли унять рев. Вытер глаза, похоже, вспомнил своих детей. И посоветовал маме:
— Пускай соседи подпишут бумагу, что твой муж не в партизанах, а мобилизован на фронт. И отвези ее в комендатуру…
Когда мама с подписями односельчан отправилась в Старобин, мы не находили себе места. Жена партизана пошла в логово врага… Вернулась мама измученная, но очень довольная. Оказывается, в комендатуре как раз дежурил Шульц, до войны работавший в соседней деревне кузнецом. Добросовестный, общительный немец был близко знаком с нашей семьей. Конечно же, он знал, где отец. Но сказал маме: «Я уже собрался сдавать смену, хорошо, что ты меня застала, все документы, компрометирующие Адама, я уничтожу».
Так во время гитлеровской оккупации два немца спасли от гибели нашу семью. Настоящие гуманисты, остающиеся людьми при любой власти, к счастью, есть у всех народов… А Логвина Долматовича, державшего в страхе мирных жителей района, не раз ускользавшего от справедливой кары, партизаны все же уничтожили. Погрузив на телегу, труп возили по деревням, показывали крестьянам: вот этот неказистый, рябой изверг больше не будет лить кровь и сеять смерть…
Деревня-партизанка
— В центре деревни стоит памятная плита, на которой выбито: «Здесь в годы немецко-фашистской оккупации базировались Старобинский подпольный РККП(б)Б и штаб партизанской бригады им. Александра Невского». Чугунная доска на доме Авдотьи Карниевич говорит, что в нем находился подпольный РК ЛКСМБ. В то время Махновичи превратились в деревню-партизанку: на центральной улице базировался отряд имени Гуляева, на другой — имени Сталина, на третьей — Ломейки, где, в основном, обучались молодые партизаны. В нашем доме работала швейная мастерская, отец и еще несколько мужчин шили кожухи, из полотна маскхалаты, ремонтировали одежду.
Как-то в мастерскую прибежал партизан и сказал: всем срочно на построение! За мужчинами, естественно, увязались и мы, подростки… От колонны, образовавшейся возле клуба, местных зевак отогнали подальше. Но мы все же видели, как перед строем поставили испуганного партизана. Командир что-то зачитал. Достал пистолет. Выстрелил. Несчастный рухнул… И в тот же день сельчане узнали, что партизана расстреляли за мародерство: он отнял у какого-то мужчины ботинки, а тот оказался партизанским связным. И чтобы другим неповадно было — публичная казнь… Всякие люди были и среди немцев, и среди партизан…
Мост тревоги
Неофициально территория за Мелковичами, Махновичами в глубь Полесья считалась партизанской зоной, а Листопадовичи, Старобин и дальше — немецкой. И всех, кто проходил, проезжал по мосту, разделявшему эти зоны, немцы проверяли особенно тщательно…
Однажды отцу поручили отвезти в Старобин и передать полицейскому, связанному с партизанами, листовки. Он спрятал пачку под днище телеги. Немцы все перещупали, под низ заглянуть не догадались или поленились. Пропустили. А в Старобине полицейский заявил: ситуация очень опасная, брать листовки не буду. Что делать? Выбросить пакет — партизаны обвинят: струсил, никуда не ездил… И поехал отец с опасным грузом назад к мосту. Вновь все перевернули. Опять повезло. Но после той поездки отец долго не мог прийти в себя… Именно ради этого они с отцом, как могли, и помогали партизанам в годы гитлеровской оккупации…
Записал Владимир БЫЧЕНЯ.
P.S. После войны Адам Быченя много лет руководил передовым колхозом «Новый мир», за что был награжден орденом Трудового Красного Знамени. Такой же орден получила и его дочь, Ефросинья Кучинская, достигавшая в родном колхозе рекордных надоев. Хозяйский уход за общественным поголовьем не помешал ей родить и воспитать шестерых ребятишек, каждый из которых в меру своих способностей и желания получил образование, работу по душе.
Адам БЫЧЕНЯ: конец Финской — начало Великой Отечественной войны.
Ефросинья КУЧИНСКАЯ в день получения ордена Трудового Красного Знамени.